Пункт авиационного наведения расположился на одной из высот Кавказского предгорья, в густом и весёлом от птичьего пения лесу. Внизу лежали яркозелёные поля, украшенные кудрявыми хуторами и изрезанные белыми линиями дорог и лентами речушек. Как ни старались пушки и танки испортить эту картину, земля брала своё: поднимались хлеба, цвели яблони, распускались лепестки стройных и гордых маков. А над всем этим висело синее, глубокое небо Кубани.

Жизнеутверждающие, казалось, мирные небесные просторы превратились в поля сражений. Всё там было подчинено войне. Невидимыми чертами оно было разбито на ровные, нумерованные квадраты, изрезано линиями коммуникаций, и опытному глазу лётчиков представлялось как хорошо разрисованная карта. Кучевые облака и лиловые тучи, гонимые ветрами Черноморья, служили укры.тием, раскатистые громы заглушали шум сотен моторов, слепящая яркость солнца скрывала контуры крадущегося по небу врага. В воздушном океане гремели пушки, ворчали пулемёты, рвались снаряды – поистине небу было жарко! Это было в июне прошлого года, в дни крупных воздушных сражений, когда сотни самолётов одновременно участвовали в операциях: бомбили, штурмовали, истребляли... Никогда не было так тесно в воздушных просторах Кубани.

На пункте наведения все были возбуждены. Генерал, не отрывая глаз от неба, беспрерывно вёл радиоразговор с командирами эскадрилий:

– Семенишин, слушайте! Справа два «месса»... Глинки, Глинки, не увлекайтесь!.. Прикройте Комелькова... Фадеев, идите на «юнкерсов»... Наумов, атакуйте...

Майор подошёл к генералу и доложил:

– На подлёте Покрышкин...

И в это же мгновение наш радист услышал немецкую команду, которая повторилась пять раз:

– Внимание, внимание! В небе Покрышкин!..

Над нашими головами шёл бой. Небо гудело. Стреляли пушки и пулемёты, свистели бомбы, визжали моторы истребителей, идущих по вертикали ввысь. По-особому стонали машины, выходящие из пике. Угрожающе ревели штурмовики. Нам, наблюдавшим за боем с земли, казалось, что самолёты сталкиваются лбами, врезаются винтами, цепляются плоскостями, таранят друг друга. И в этом вавилонском столпотворении все видели и угадывали истребитель Покрышкина. Его узнавали по лётному «почерку», по дерзким поступкам, по умному расчёту. В этом столкновении сотен машин, в этом небесном хаосе Покрышкин чувствовал себя, как рыба в воде. Он атаковал, вовремя увёртывался, неожиданно и резко шёл вниз, свечой поднимался к облакам, делал крутые виражи, подстреливал «лапотников», как он презрительно называл тяжёлые немецкие бомбовозы...

Блеснул огонёк, затем белый дым, как длинная живая лента, повис за хвостом падающего немецкого самолёта; блеснул парашют, и пилот германской воздушной эскадры спустился в плен. Это пулемёт Покрышкина смертельно ранил врага. Немцы вновь начали кричать:

– Внимание, внимание! В небе Покрышкин!

* * *

В начале зимы 1941–1942 года на снежном поле одного из донбасских аэродромов генерал, знакомя журналистов с лучшими пилотами прославленной дивизии, сказал:

– Обратите внимание на Александра Покрышкина. Это лётчик с большим будущим.

Тогда Покрышкин был разведчиком. Он ещё не летал на скоростных истребителях, не вкушал ещё настоящей битвы, да и сладость победы ощущалась разведчиком лишь изредка. Он был тогда незаметным, но неутомимым тружеником неба, о котором говорили: «Он сделает, не подведёт». Его самолет появлялся над морем, над корпусами городов, над белыми полями Придонья, над терриконами шахт. Покрышкин летал и в дождь, и в снег, и в туманы, которые совсем некстати прижимали его к земле. Он пытливо вглядывался в родные просторы, фиксировал, в своей памяти поведение врага, каждую его уловку, и никогда не ошибался в своих прогнозах.

По скользкой, ледяной лестнице спускался он в подземелье, где располагался командный пункт полка, и докладывал командиру:

– На море, западнее Синявки, две самоходные баржи. В Мариуполе несколько составов поездов, головы их направлены на восток. Пароходы под парами.

Далее Покрышкин рассказывал о танках Клейста, встреченных им на пути к Матвееву Кургану, о румынской коннице, расположенной в балке за рекой Миус, о колонне немецких автомашин, идущих к Ростову.

Он акуратно доставлял драгоценные сведения, которые ложились в основу работы всей штурмовой и бомбардировочной авиации фронта.

Покрышкин хорошо знал законы разведки и основной её закон – рассказать о всём виденном командиру части.

Он шутя говорил:

– Я не имею права на смерть.

Покрышкину не раз приходилось по окончании разведки вступать в бой с узкомордыми «мессершмиттами», которые бродили по нашему небу. Зачастую он один в открытом бою дрался против четырёх или пяти немецких самолётов, бывал на волоске от смерти, летал на подбитой машине. Но ни разу он не был побеждён, ни разу не сорвал задания. А однажды...

Покрышкин атаковал автоколонну с немецкими солдатами, обстрелял её на бреющем полёте, но не успокоился и вторично, а затем в третий раз пошёл в атаку. Снаряд неприятельского зенитного орудия попал прямо в мотор. Машина загорелась и стала падать. Катастрофа была почти неминуема. Немцы бросились к объятому пламенем советскому самолёту. И здесь Покрышкина спасло хладнокровие. Он с трудом вывел горящую машину из пике, приземлился на вражеской территории, выскочил и, прячась в кустарниках и балках, ушёл к франту. На передовой линии он стал в ряды бойцов и хорошо дрался с немцами как пехотинец.

* * *

Путь к истребителю лежал через разведку и штурмовку. И тем и другим сложным искусством Покрышкин овладел в совершенстве и только после этого сел в кабину скоростного истребителя.

Он попал в полк советских ассов, где его боевыми друзьями стали такие мастера истребительной авиации, как братья Глинки, Кубати Карданов, Григорий Рычкалов, Вадим Фадеев, Иван Кудря и другие. Он много работал, тщательно, по схемам, изучая воздушные сражения, разрабатывая приёмы борьбы с каждым из типов немецких самолетов, творчески обогащая тактику ведения боя. Он точно установил, например, преимущество ближнего боя и поэтому никогда не открывает огня на дальней дистанции.

Вот таким зрелым, опытным лётчиком и стал Покрышкин к лету прошлого года, когда, сев на прекрасный истребитель, сделанный по последнему слову техники, он смог в ежедневных боях бить немецких летчиков.

Жизнь Александра Покрышкина так богата подвигами, полными напряжения и драматизма, что о них невозможно рассказать коротко. Каждый из его воздушных боёв мог бы послужить темой для героического рассказа, а некоторые из них даже для приключенческих романов.

Чтобы коротко выразить боевые подвиги этого замечательного лётчика, назовём три цифры. Первая из них – 53. Это число сбитых им лично самолётов, число красных звёзд, нарисованных на фюзеляже его истребителя.

Вторая цифра – 600. Это число боёв, проведённых Покрышкиным над Киевом, Полтавой и Мелитополем, над Донбассом и Ставрополыциной, над предгорьями Кавказа, над Кубанью и Днепром...

Третья цифра – 2. Это – число золотых звёзд, которые наряду со многими боевыми орденами украшают грудь лётчика, одного из немногих в нашей стране дважды Героев Советского Союза – уроженца Новосибирска – Александра Покрышкина.

Пусть гордится мать героя Аксинья Степановна, братья Пётр, Валентин, Алексей, пусть гордятся маленькая окраинная улица Лескова в Новосибирске, где родился и вырос Покрышкин, Новосибирский завод, где он работал, пусть гордится вся наша страна, воспитывающая таких чудо-богатырей.